|
Страницы: [1]
|
 |
|
|
Автор
|
Тема: никто так и не узнал (Прочитано 2536 раз(а))
|
|
Имя
Гость
|
 |
никто так и не узнал
« Время отправления: Воскресенье07 August 2005г, 17:09:40 »
|
 
|
-Весьма… откровенно,- сказал мой психолог, женщина лет сорока, всё ещё красивая и выглядящая не более чем на тридцать. Я сидел, вернее даже лежал, в мягком кресле и задумчиво смотрел в потолок. Мысли имевшие обыкновение крутиться в моей голове, толкаясь и отгоняя друг друга в борьбе за тёплое место, странным образом выстраивались в некую логическую цепочку, повинуясь её спокойному, умиротворяющему и в то же время властному голосу.
-О, да. Откровенно. Это правильное слово. Вы знаете правильные слова, вот за что я вас уважаю. Это редкий дар, говорить нужные вещи,- ответил я, удовлетворённо.
-Это моя работа. Расскажешь мне ещё раз?- спросила она, и тут же, пока я не успел ответить, добавила,- не против если я закурю?
-На здоровье,- ответил я, и встав, медленно начал ходить по комнате туда-сюда. Стены были мягкого тёмно-коричневого цвета, жалюзи были закрыты и едва пропускали свет. Шум улицы почти не проникал через закрытые окна и я чувствовал себя словно в гробу, хотя это ощущение было даже немного приятным.- Вы надо мной издеваетесь? Я же только что вам всё рассказал.- я бросил на неё вопрошающий взгляд. Как и многие женщины она не умела курить – пыталась изящно держать сигарету, но выглядело это отнюдь не изящно. Скорее ужасно. Я едва сдержался от глупого хихиканья.
-Я не издеваюсь – я пытаюсь помочь тебе,- она старательна избегала слова “вылечить” в своей речи.- Она заставляла тебя это делать? Воспоминания о прошлом мучают тебя?
-Прошлое, настоящее, будущее. Какая разница? Всё одно…- перебил я её, и остановился, пытаясь подобрать слова.
-По-моему ты сам не хочешь чтобы я тебе помогла. Расслабься. Чтобы я могла помочь тебе, ты должен помочь мне,- ответила она.
-Я… А-а-а, ладно…- я снова лёг в кресло. Она снова начала у меня что-то спрашивать, а я отвечать на её вопросы, и снова я погрузился в состояние какой-то дрёмы. Вскоре наш диалог превратился в монолог. Мой монолог, само собой.- Я расскажу. Я расскажу всё как было. Я буду откровенным.
-Привет, как дела?- спросила я у Господина Президента, ласково улыбнувшись, и поправив ему галстук. Господин Президент был одет в чёрный строгий костюм, и выглядел бы очень грозно, если бы не странная поза, в которой он разлёгся на маленьком стуле.
Я подождала пока он ответит, но он что-то молчал. Тогда Бэмби сидевший слева от меня сказал:
-По моему он сегодня не в духе,- Бэмби доедал второй кусок праздничного пирога и был очень рад, что никто кроме него его не ел. Он очень любил черничные пироги, весь рот его был перепачкан в чернике.
Я посмотрела на него и улыбнулась.
-Свинка,- я вытерла его рот платочком. Черника была похожа на кровь. Розовый слоник Бэмби погладил меня по руке хоботом и захихикал.
-Ну, а вы Дедушка, как себя сегодня чувствуете?- спросила я, поворачиваясь к Богу. В его бороде застряли крошки печенья и он немного облился чаем. Кто бы мог подумать, что Дедушка окажется таким неряхой?
И опять ответом мне была тишина.
-Так-так….- сказала я, и насупилась. То, что они не хотели со мной разговаривать начинало меня нервировать. Они только как-то странно перекидывались многозначительными взглядами.
-Ну всё, вы меня достали,- сказала я, захныкав. Я достала из кармана своего платьица шило и начала быстро-быстро тыкать им в Господина Президента и Дедушку. Моя Учительница смотрела на всё это. В глазах её легко читались горечь и тоска. Может быть немного страха. Только если совсем чуть-чуть. Она была храброй женщиной… Хотя и немного противной…
-Ненавижу вас, вы мне всю жизнь испортили!- крикнула я, схватила Учительницу и швырнула её в мусорное ведро.
Потом я погладила Бэмби, доедавшего последний кусочек пирога и легла спать. Мне исполнилось шесть лет.
Когда мама на следующий день уходя на работу включила телевизор, в экстренном выпуске новостей сообщили, что президент российской федерации ночью умер от сердечного приступа.
Моя учительница начала пить, и очень скоро ей пришлось переселиться на городскую свалку, где её наверное съели крысы.
А ещё той ночью умер мой сосед, добрый седой дедуля. Я очень плакала, потому что он был хорошим, и был похож на деда мороза…
Я поставил точку, и швырнул ручку на стол. Ручка закрутилась и упал на пол. Преподаватель литературы искоса взглянул на меня, сидя за учительским столом, по шею зарывшись в какие-то журналы и газеты. Солнце отражалось в стёклах его очков и солнечные зайчики плясали по всему классу, когда он строго оглядывал класс в поисках списывающих и ‘совещающихся’. У него на лбу было небольшое родимое пятно, за которое все называли его Горбачёвым. Он об этом знал и очень обижался. Мне иногда было его жаль – всё таки он был хорошим и мягким человеком, несмотря на то, что хотел казаться строгим и чёрствым. Его волосы были аккуратно зализаны назад и покрыты таким жирным слоем бриолина, что казалось, будто он вымыл голову не шампунем, а куском маргарина. Полное лицо, абсолютно лишённое волосяного покрова, становилось апатичным, только лишь глаза возвращались к чтению.
Я медленно встал со стула, взяв в руки листочек с сочинением, и направился к учительскому столу. Одноклассники посмотрели на меня с завистью – литература была последним уроком, и то, что я закончил сочинение раньше, означало, что я смогу раньше уйти домой.
-Что, уже всё?- спросил Геннадий Фёдорович.
-Как всегда,- сказал я, и уже готов был развернуться и уйти, как вдруг он сказал:
-Эй, парень. Ты знал, что я трахаю твою мать?
Мои глаза расширились и едва не выкатились из орбит, когда я услышал это. Я развернулся, и как можно спокойнее спросил:
-Что вы только что сказали?
Геннадий Фёдорович отложил моё сочинение на край стола и снова вперился в свой журнал. Услышав мой голос он посмотрел на меня, и вопросительно поднял правую бровь, при этом очень правдоподобно изобразив недоумение. Я несколько секунд пристально смотрел в его глаза, а потом ответил на его немой вопрос:
-Ничего. Прошу прощенья. Показалось,- я быстро схватил свой рюкзак, закинул его на спину и резвым шагом вышел из класса.
Когда я оказался на школьном дворе, я достал из кармана рюкзака мятую пачку Винстона. Зажигалка отказывалась гореть, несмотря на все мои усилия. Палец почернел от тягучих мгновений непрерывного чирканья, и болел. Я негодующе швырнул зажигалку в мусорное ведро. За углом стояли девчонки из старших классов и я попросил у них прикурить. Одна из них оценивающе взглянула на меня, но ничего не сказала. На ней были надеты чёрные чулки в сетку, короткая юбка и топ, которые можно было бы и не надевать, потому что они ничего не скрывали. Я быстро прошёлся по ней взглядом и не найдя то, что искал, разочарованно перевёл взгляд на другую. Она была одета попроще и не так вызывающе накрашена. Даже производила впечатление очень приятной девушки, хотя я и знал, что каждый вечер её можно встретить на панели.
Винстон трещал, наполнял мои лёгкие зловонным дымом, и ставил на них ещё одну отметку на пути к моей смерти. Я проходил мимо окон первого этажа, и в одном из них увидел мою учительницу биологии. Она вяло пыталась втолковать что-то пятому классу. Она тоже увидела меня и неодобрительно покачала головой, увидев у меня во рту сигарету. Я послал ей воздушный поцелуй, она покрутила пальцем у виска и продолжила свою лекцию. Хотя и улыбнулась. Она была похожа на Николь Кидман в молодости, и вся мужская половина школы захлёбывалась собственной спермой глядя на неё, и желая чтобы вместо них это делала она.
Школа осталась позади, я скурил сигарету до середины. Значит я прошёл половину пути. По спортивной площадке носились второклассники, делая вид, что играют в футбол. На футболке одного из них было написано Бэкхем. Я улыбнулся и сладко затянулся. Курить мне нравилось больше чем играть в футбол.
Я вышёл за зелёную ограду площадки и оказался на широкой дороге, отделявшей школу от моего дома. Мимо меня пронеслась новенькая Тойота оставив меня нюхать вонь её выхлопов, и я тоскливо посмотрел ей вслед. Мой старенький мобильник, висевший у меня на шее, судорожно задрожал. Я посмотрел на определившийся номер. Сестра.
-Ну?- спросил я, оглядываясь, чтобы очередной лихой водитель не раскатал меня по раскалённому асфальту.
-Я домой еду. Будь умницей – приготовь что-нибудь,- сказала она. На заднем фоне были слышны звуки болтающих людей и гудящего двигателя – она ехала в автобусе.
-Ладно. Давай только быстрее – я тебя ждать не буду.
-Как только, так сразу, дорогой,- ответила она и положила трубку.
Подходя к дому, я заметил, что сигарета в моих руках истлела уже почти до самого фильтра. Часы. Жизнь это часы. Вчера как сегодня, сегодня как завтра, завтра как вчера. Я глубоко вдохнул в глазах немного потемнело.
Двери лифта закрылись прямо перед моим носом. Я злобно пнул их, и эхо разнесло грохот по всем двенадцати этажам дома. В подъезде нестерпимо воняло сыростью и испражнениями. Я быстро вбежал на пятый этаж и вонзил ключ в замочную скважину, едва не сломав его. Вонь начинала проникать внутрь меня, распространяться по лёгким, почкам и печени, смертельно заражая меня. Когда я ввалился в квартиру, воздух был уже на исходе, и всё тело онемело. Дома пахло весной и свежей выпечкой. Я заглянул на кухню и увидел на столе тарелку булочек. Миссия шеф-повара отменялась.
Я швырнул рюкзак рядом с вешалкой в прихожей. Учебники внутри загрохотали так, будто были сделаны из цемента и кирпича. Я выглянул в окно. Листва шумела, завод пластиковой посуды чадил, бродячие собаки на лужайке возле дома спали разморённые солнцем. Кисель. Это напомнило мне плаванье в киселе.
-Ну как сегодня в школе?- спросила Света, глядя на меня и запивая булочку чаем. Она была на четыре года старше меня, и уже заканчивала второй курс института. Она была очень высокой, но в отличие от большинства высоких девушек, признаки отличающие девочку от мальчика у неё были весьма ярко выражены. Хотя она не наносила на своё лицо тонны штукатурки и не одевалась как шлюха, в облике её было что-то порочное. Что-то, что заставляло людей вздрагивать, только их взгляды встречались. От её прикосновений они чувствовали себя так, будто искупались в мусорном баке. Мягкие бархатистые интонации её голоса, заставляли их краснеть, словно она только и делала, что рассказывала скабрезные анекдоты. И тем не менее, она притягивала их как магнит. Наверное потому, что в лучах её красоты даже жабы становились принцессами… не осознавая что эти лучи могут не только разгонять тьму, но и облучать.
-Как обычно,- ответил я, качаясь на стуле, и допивая вторую чашку кофе. Есть совсем не хотелось. Стул подо мной скрипел и готов был обрушиться вместе со мной. Кофе на дне был кислым и на редкость омерзительным.
-У тебя всё всегда как обычно. Тебе четырнадцать лет, чего ты корчишь из себя уставшего от жизни старика? Радуйся, чего тебе не хватает?- спросила она с усмешкой. Она всегда относился ко мне с иронией, но никогда надо мной не издевалась. Она любила меня чистой любовью… хотя и не совсем сестринской. Мы были как две половины одного целого: она весёлой – я скучной, она счастливой – я тоскливой, она участливой – я безразличной.
-Знаешь, хочется сделать что-то такое, чего делать нельзя. Что-то настоящее. Я иногда кажусь себе нарисованным картонным героем какого-то дурацкого спектакля,- нужные слова никак не хотели срываться с языка. Порой мне хотелось стать немым, чтобы не говорить глупостей. Часто я говорил не то, что я думал, не потому, что я хотел соврать, а потому, что не мог правильно сформулировать. От этого мне становилось так досадно, что хотелось ударить самого себя.
-О, я понимаю о чём ты. Мне тоже хочется, вот только чай допью,- сказала она улыбаясь. От её улыбки повеяло чем-то странным. Я подумал, что так, должно быть, пахнет либидо рвущееся наружу.
-Да я не о том… Совсем не о том,- сказал я, и дотянулся ложкой до небольшого магнитофона стоявшего на окне. Из колонок донеслись мантры Трента Резнора, и я удовлетворённо вздохнул.
-О чём же тогда?- удивлённо спросила Света. Не знаю, на самом ли деле она меня не понимала, или просто прикидывалась, чтобы разозлить меня и вывести из состояния вселенской апатии. В общем-то мне было всё равно.
-У тебя что такого никогда не было? Или у тебя просто нет воображения? Ну подумай немного – я не знаю как это объяснить, и чего именно я хочу. Просто хочу и всё,- я заглянул на дно чашки. Она была пуста. Я разочарованно поставил её на стол, и прекратил качаться.
-Понятно. Ладно, готово,- сказала она, вставая и отряхивая ладони от крошек. Я посмотрел ей в глаза, перевёл взгляд ниже. Ещё ниже. И ещё. Потом устало потёр глаза, и тоже встал.
Она лёгкой походкой зашла в спальню родителей и прыгнула на кровать, уже на лету начав стягивать с себя футболку. Она вопросительно посмотрела на меня, стоящего в дверях, и поманила меня пальцем.
-Знаешь… По-моему это всё-таки плохо,- сказал я, расстёгивая джинсы. Она на секунду замерла, о чём-то задумавшись. Потом широко и хищно улыбнулась и сказала:
-Плохо. Да. Будь плохим,- её волосы разметались по подушке. Лицо её было умиротворённым и довольным. Она закрыла глаза, но я знал, что даже так она меня видит.
-Интересно, что бы сказали наши мама с папой, если бы узнали чем мы с тобой занимаемся пока их нет?- сказала Света и совсем по-детски хихикнула. Она сидела перед огромным зеркалом в спальне и аккуратно собирала волосы в два хвостика, то и дело морща нос и начиная всё сначала, не удовлетворённая результатом.
На ней совсем не было одежды, и я смотрел на её спину, ощущая что-то среднее между восхищением и отвращением. Венера умерла бы от зависти, увидев нереально изящные линии Светиного тела. Я хотел быть ею. Я всегда хотел быть чем-нибудь прекрасным. Распускающейся розой. Яркой звездой. Весной… Но больше всего я хотел быть моей сестрой…
В отражении, она увидела, что я смотрю на неё и обернувшись, подмигнула мне. На лице её сияла неувядающая улыбка. Иногда я завидовал ей – она могла радоваться даже самым мелким мелочам, а я порой был неспособен порадоваться даже тому, что и мёртвого бы заставило почувствовать себя счастливым.
Я сполз с дивана, и на ходу натягивая трусы, побрёл на кухню. Я достал из холодильника запотевшую бутылку пива. Оно провалилось в желудок, шумно журча в горле. Я вернулся в комнату и включил музыку.
…день смерти совпал с моим днём рожденья…
-Ну ещё бы, твоё настроение не было постоянно плохим. Такую музыку слушать, так вообще жить расхочется,- сказала она, яростно пытаясь навести порядок на голове.
-Будешь надевать майку – вся причёска развалится,- сказал я безразлично.
-Точно,- сказала она, подумав. Она застыла и сидела без движения, и даже будто не дыша. Она стала похожа на статую, и я представил себе, что на площади Ленина стоит не гигантская уродливая статуя Ленина, а гигантская статуя Светы. Уверен, площадь вскоре бы стала самым любимым местом сборищ всех онанистов города.- Ты, наверное, сейчас какую-нибудь гадость обо мне думаешь?- спросила она, скорчив злобную и подозрительную гримасу.
-Что ты – что ты. Только хорошее, разве я когда-то думал о тебе плохо,- замахал я руками, сделав как можно более глупое и раболепное выражение лица.
-То-то же. Дай футболку,- сказала она. Я свесил руку с кровати, схватил футболку и кинул в Свету. Пытаясь её поймать, она едва не свалилась со стула, отчего я, неожиданно для себя самого, разразился приступом хохота.
-Никогда больше так не смейся. Смех дебила,- сказала она, поджав губки, и кажется на самом деле обидевшись.
-Я же любя,- ответил я, и обезоруживающе улыбнулся. Она в ответ показала мне язык.
-И вообще, дай сюда пиво – ты слишком мал ещё для таких вещёй.
-Ой-ой-ой,- только и ответил я, и вышел на балкон, стащив у неё из под носа её же сигареты.
-Маленький засранец,- пробормотала она мне вслед.
-Привет, как дела?- спросила Света. Она была уже почти женщиной. Ей было уже двадцать семь. Девять лет пролетели как один день. Ничто не изменилось – всё осталось как прежде. Только тон которым она произнесла эту будничную фразу, показался мне немного странным.
-Нормально. Слушай, у меня тут много работы – я не могу сейчас разговаривать. Давай дома?- ответил я, ухом прижав телефон к плечу, а пальцами судорожно стуча по клавиатуре. Если бы она знала, чем я занимался, то дома она бы меня точно убила.
-Знаешь, это очень важно…- как-то жалобно сказала она, и мне вдруг почему-то стало её жаль.
-Тем более,- ответил я, уже чувствуя себя немного виноватым.
-Ладно. Ты скоро? Уже половина десятого,- сказала Света, вздохнув.
-Да, ещё полчаса и я выхожу. Хочешь чего-нибудь?
-Нет. Просто приезжай быстрее.
-Ладно, пока,- я положил трубку.
-Я маленький школьник. Учусь в третьем классе. Я сижу на уроке математики, и мне очень хочется по маленькому. Я тяну руку, но учитель меня словно не видит. Проходит несколько бесконечных минут, и он наконец отпускает меня. Я забегаю в туалет. Там стоишь ты и куришь. Сначала я думаю, что ошибся дверью, но потом понимаю, что дверью ошиблась ты. Ты смотришь на меня и хищно улыбаешься.
-Я учусь уже в одиннадцатом классе и могу делать всё, что захочу. Я смотрю на тебя – ты смотришь на меня. Я подхожу к тебе, и нагибаюсь, чтобы заглянуть в твои глаза. Если бы ты стоял сзади, ты бы смог увидеть мои белые трусики, выглядывающие из под моей короткой чёрной юбочки. Я завораживаю тебя как змея кролика. В стёклах твоих круглых очков отражается солнце и я. Ты похож на Гарри Поттера…
-Две верхние пуговицы твоей блузки расстёгнуты, и я могу увидеть то, что она скрывает. Руки начинают трястись, и я забываю зачем пришёл. Я чувствую, как по спине сползает капля холодного пота.
-Я улыбаюсь, и вижу как ты пытаешься ответить мне, но твои трясущиеся губы могут сложиться лишь в подобие усмешки Гуинплена. Я снимаю твои очки, и бросаю их на пол. Ты даже не шелохнулся, услышав как линзы звякнули о кафель. Я приближаю своё лицо к твоему и вдыхаю запах юности и страха. Никак не могу понять, чего ты боишься – тебе ведь уже десять. Ты мужчина.
-Твои губы неброско накрашены розовой помадой. У меня вдруг возникает ассоциация с кроликом Дюраселл, и я улыбаюсь. Мне уже десять, но я всё ещё остаюсь ребёнком, хотя сам отказываюсь в это верить. Я считаю себя диким мужчиной, хотя никогда ещё не был с женщиной. Мои страх и смущение уступают место чему-то другому, чему-то знакомому, но от того не менее таинственному.
-Я нежно беру твои руки в свои. Они уже не трясутся, но всё равно кажутся какими-то безжизненными. Я кладу их на свою грудь. Твои влажные ладони оставляют отпечатки на моей белоснежной блузке. Я прижимаю тебя к себе, обвивая тебя руками. Ты повинуешься мне как раб повинуется своей хозяйке. Я чувствую как бьётся твоё сердце. Твоё и моё бьются в унисон. Ты опускаешь одну руку всё ниже и ниже, оставляя вторую на месте. Значит ты мне врал, что ты всё ещё невинный ребёнок? Маленький засранец…
-Ты разговариваешь со мной прямо как моя сестра. Это совсем меня успокаивает. Я начинаю елозить левой рукой по твоему податливому телу, сам того не осознавая. Я нахожусь в какой-то прострации. Знаешь, между мальчиком из третьего класса и девочкой из одиннадцатого есть небольшая разница – я едва могу дотянуться рукой до твоей прелестной задницы, и это меня немного не устраивает. Я смотрю тебе в глаза, и ты тут же понимаешь, что я хочу тебе сказать.
-Даже не знаю, сможешь ли ты сделать со мной то, что я хочу чтобы ты со мной сделал. Ты ведь такой крошечный – я только сейчас это заметила. Я выпрямляюсь перед тобой, и мне даже становится смешно – если бы ты был чуть пониже, ты был бы как раз нужного роста, чтобы зубами расстегнуть ремень на моей юбке… Хотя он декоративный и не расстёгивается. Да, пожалуй безумного секса не получится. Но зато у тебя есть язык. И у тебя есть руки. Так даже интереснее.
-По мере того, как наше случайное rendez-vous близится к кульминации, я начинаю понемногу терять те крохи самообладания, что у меня остались, и те капли уверенности, что едва успели набухнуть у меня в душе. Когда ты начинаешь расстёгивать пуговицы на своей блузке, у меня начинается нёрвный тик – я начинаю моргать с бешеной скоростью, отчего мне начинает казаться, что лампу в туалете заменили стробоскопом. Хотя похоже ты ничего не замечаешь… может быть это просто игры разума?
-Я снимаю блузку и бросаю её на относительно чистый подоконник. Под ней ничего нет, хотя думаю ты об этом давно догадался. В твоих глазах я вижу как мысли в твоём воспалённом сознании малолетки сворачиваются в тугой клубок, словно тела любовников во время оргии. Жаль я оставила свою плеть дома…
-Ты правильно сказала о моём воспалённом сознании. Только теперь я осознал всю глубину своей испорченности. А может быть я одержим дьяволом? Чем же тогда ещё можно объяснить, то что я с дикой яростью срываю с тебя трусики, которые трещат по швам и рвутся. Я всё время смотрю тебе в глаза, и в этот момент вижу в них удивление и немного растерянности.
-И правда, я немного удивлена такому повороту событий. Жаль что между нами такой большой возрастной провал. Мы могли бы стать отличными партнёрами…
-Сто к одному, что я буду у тебя первым и последним малявкой, который побывал там, куда правильные особи женского пола не пускают никого кроме своих мужей.
-Да, и это меня очень заводит. Я не правильная девочка, и мне нравится делать неправильные вещи. Ну же, не тяни, я уверена, твои юные руки умеют не только писать, рисовать и держать вилку с ложкой. Заставь меня кричать в экс… твою мать, мама вернулась – извини мне надо идти.
-Мама? А сколько тебе лет?
-…
-Ты уже ушла?
Унылый дождь стучал по окнам. Гулко. Монотонно. Тоскливо. Непонятная меланхолия, холодная, как бездонное осеннее небо и жгучая, как ненависть, сдавила грудь, не давая дышать. Словно я был настоящим только снаружи, а внутри я был наполнен раскалённым оловом, будто мысли мои были связкой бритвенных лезвий и булавок. За каждое движение глаз, каждый вдох и выдох меня наказывали тем, что острые края этого блестящего и звенящего комка резали мою душу, заставляя её биться в исступлении и агонии, невинно хлопать кровоточащими глазами и стонать.
Я до крови искусал обветренные губы. Я облизывал их, чувствуя языком каждую трещину на них. Солоноватый привкус во рту заставлял меня морщиться.
Небо заволокли тучи. Дождь то и дело перемешивался со снегом. Скоро должны были появиться первые сугробы. Я надеялся, что этого не произойдёт. Каждую зиму я умирал, как медведь, впадает в спячку, чтобы весной воскреснуть. Но я не оживал – я оставался мёртвым, и просто гнил до следующей зимы, пока холод не сковывал собой мерзкий запах разложения. Плоть моя была свежей, но гнилыми были мои глаза.
Я представил себе лес. Но то был не настоящий лес. Деревья были, словно, нарисованы восковыми мелками – чёрным, серым и коричневым. Ветер гнул их к земле. Их позвоночники хрустели, но для них это было не больше чем утренней зарядкой. Мне казалось, что ветер стал чем-то вроде расчёски. А деревья были непослушными волосами. Ветер ожесточенно впивался в них своими острыми деревянными зубцами, вырывая некоторые из них с корнем, оставляя на их месте маленькие красненькие точечки. Деревья хныкали и кричали, но всё-таки, недовольно семеня корнями, лениво суетились, становясь в строй.
Между деревьями, брела Красная Шапочка. Она насквозь промокла и замёрзла. Ветер выдувал из неё последние остатки тепла, разрывая их на молекулы и раскидывая по всей округе. Шапочка ждала Волка, а он как назло не появлялся. Она брела очень медленно. Ей казалось, что она делала три шага, в то время как не успевала сделать и одного. Глаза всматривались в просветы между беснующимися деревьями, в надежде на то, что появится Волк и спасёт её от холода и неминуемой смерти. Но Волка не было. Он лежал под деревом и тихо подвывал, закрыв глаза лапами. Ему было страшно. Из Волка он превратился в обычную домашнюю собаку, испуганную и готовую умереть от разрыва сердца в любой момент. Ноги колосса оказались глиняными.
Красная Шапочка посмотрела наверх и помахала мне рукой. Я улыбнулся. В её маленьких красных туфельках хлюпала вода. Они прилипали к земле и проваливались в глину.
Ветер толкнул ее, и она упала на колени. Она собиралась закрыть глаза, чтобы больше никогда их не открыть, как вдруг кто-то набросился на неё, оставляя на её мокром красном платьице грязные следы и разводы. Шапочка почувствовала на лице вонь мяса, застрявшего в зубах и сгнившего недели назад. Волчий язык радостно облизывал её лицо.
Она встала и, улыбаясь, погладила Волка по мохнатой голове. Она взяла его за ошейник и дальше они пошли вместе – ей снова хотелось жить, а Волк снова стал храбрым. До шоссе оставалось рукой подать…
…Когда маленькая девочка и большой волк вышли из леса, дождь закончился и уступил место умиротворённому и девственно-белому снегу…
-Ну что ты молчишь?- спросила Света срывающимся голосом. Я стоял у окна, и слушал как капли бьются о стекло, смотрел как они медленно стекают вниз, оставляя грязные разводы. Внутри меня была какая-то пустота.
-Не знаю. Не знаю что сказать,- глухо ответил я.
-Ты никогда ничего не знаешь!- крикнула она, и заплакала. Она хотела уйти, но я подошёл к ней и обнял. Сначала она пыталась вырваться, но поняла, что сама этого не хочет, и перестала.
За окном сверкала молния, гремел гром. В комнате был выключен свет. Я стоял, обняв Свету, которая казалась совсем маленькой и беззащитной в моих руках. Целую вечность. Если бы я мог умереть просто усилием воли… я бы это сделал. Тогда, но не сейчас. Больше никогда.
Мы поднимались по лестнице медленно. Стук наших каблуков гулким эхом разносился по всему подъезду. Нам не хотелось ехать на лифте. Даже вонь липкой массой сочившаяся из мусоропроводов казалась нам благоуханием роз. Небо было пасмурным, и предвещало дождь. Осень.
Мы поднялись на двенадцатый этаж, и я достал из кармана ключ от чердака. Решётки были ржавыми и тонкими. Наверное, если бы у нас не было ключа, я бы смог разогнуть их руками.
На чердаке валялся всякий хлам, непонятно как там очутившийся, покрытый толстым слоем пыли.
-Я боюсь, - сказала Света. Она была очень бледной. Я посмотрел на неё и в сотый раз, будто впервые, заметил, как она была красива. Она словно на свидание собиралась: совсем новое платье, причёска, над которой она трудилась, наверняка, не один час… Хотя в какой-то степени это и было свидание. Жаль, что не со мной.
-Мы можем этого не делать, - ответил я, прекрасно зная, что она не откажется. Мой голос дрожал. Но не от страха, а от возбуждения. Наконец-то, я смогу сделать что-то настоящее. Что-то чего я всё это время ждал.
-Нет. Идём, - сказала она, и поднялась выше. Жирные голуби, лениво прохаживавшиеся по крыше, вдруг сорвались в небо, увидев нас.
Мы подошли к краю. Ветер дул то в спину, то в лицо. Нас качало, как акробатов на канате.
-Ну? – спросила Света. Она была готова разреветься.
-Подожди. Видишь, нас ещё никто не заметил, - сказал я, глядя вниз. Под нами было всего двенадцать этажей, но я чувствовал себя, будто стоял на вершине Эвереста.
-Зачем тебе нужно чтобы нас кто-то заметил? – удивилась Света. Я почувствовал в её голосе нотку отвращения и улыбнулся про себя.
-Я так хочу, - ответил я и взял её за руку. Света судорожно вцепилась в меня, как будто я мог убежать. Но я не мог.
-Давай скорее. Я могу передумать, - у неё начиналась истерика. Не так часто мне доводилось видеть её слёзы, и они ранили меня как острые бритвенные лезвия. Я скривился, и отвёл глаза.
-Подожди. Видишь, им уже интересно. Скоро их будет много. Я хочу, чтобы они это видели.
Мы стояли всего минут пятнадцать, но они показались нам неделей. Ветер был холодным и мы тряслись, прижимаясь друг к другу, как испуганные дети. Внизу уже собралось достаточно народу. Они что-то бурно обсуждали – наверное, делали ставки. Приехали спасатели, и, когда один из них поднялся на крышу и стал медленно подходить к нам, нашёптывая какие-то успокаивающие глупости, я сказал:
-Давай на счёт пять, - и сжал её руку так сильно, что она слегка захрустела и обмякла. Света взвизгнула, но руку не вырвала. Ещё бы. Я беззвучно засмеялся.
Один…Я вспомнил, что она любит меня…Два…Подумал, что люблю её…Три…, что она наверняка бы меня простила…Четыре…Я закрыл глаза…Пять…Я отпустил её руку…
Она не кричала. И я не кричал. Я смотрел, как она падает, и смеялся. Смотрел и смеялся. Я смеялся, потому что это было смешно. И всё же, в глубине души, я надеялся, что она взмахнёт руками и взлетит…
-Но зачем? Зачем вы сделали это?- спросил психолог. Она не была удивлена – она и так всё это знала. Она была очень спокойна, и даже немного безучастна – по-моему психологи не должны быть такими. Она заложила ногу на ногу, и со своего места, я мог видеть вещи гораздо более интересные, нежели её голени и колени. Я на мгновение задержал взгляд, но внезапно почувствовал себя предателем, будто Света была в тот момент рядом со мной.
-Зачем? Никто не знает. Я знаю,- сказал я, и устало потёр глаза. Мне больше не хотелось об этом говорить. Слёзы комом подступали к горлу. Я ненавидел себя.
-Ты скажешь мне?- снова спросила она, закуривая очередную сигарету, тонкую, как спичку.
Я взял себя в руки, достал из кармана рубашки мятую пачку винстона. Спокойно прикурил, и, выдержав драматическую паузу, ответил:
-Конечно. Никто так и не узнал, что она была беременна.
-Ты не хочешь рассказывать?
-Это кажется вам плохой причиной?
-Ну…- она немного замялась. Наверное она подумала, что я могу оскорбиться проявлению такого недоверия. Но мне было всё равно. Да я и не врал.
-От меня.
Она долго смотрела мне в глаза. Наверное мой откровенный рассказ шокировал её, потому что она ещё долго не могла произнести ни слова. В конце концов, она просто протянула мне зеркало. Обыкновенное маленькое зеркальце, которое она достала из своей сумочки.
Я мельком глянул на своё отражение… и, закричав, бросил его в стену. Оно разбилось на сотню маленьких осколков.
И из каждого из них на меня смотрел не я сам… но Она.
| Этот пользователь был отключён и/или удалён
 Авторизован |
|
|
|
|
Страницы: [1]
|
|
|
|
|
|
|
